«Идеократия» с Константином Малофеевым. Об Африке и монархии
Константин Валерьевич Малофеев, основатель телеканала «Царьград», председатель общества «Двуглавый орёл», и журналисты редакции обсуждают главные темы июля 2018 года, факты, смыслы и то, что реально стоит за происходящими событиями, в программе «Идеократия».
Андрей Афанасьев, политический обозреватель телеканала «Царьград»:
Константин Валерьевич, здравствуйте. В эфире программа «Идеократия» с Константином Малофеевым. Мы разбираемся в идеях, стоящих за событиями, задаем вопросы по самым резонансным темам прошедшего месяца. Предлагаю начать наш разговор с темы, к которой неравнодушен каждый из нас. 17 июля был День памяти святых царских страстотерпцев. И день, когда расстреляли, зверски убили царскую семью, Николая Второго, их окружение. Очень большое внимание Михаил Борисович Смолин уделял этому вопросу, на протяжении всего периода существования телеканала «Царьград». Вам слово.
Михаил Смолин, заместитель главного редактора телеканала «Царьград»:
Константин Валерьевич, мы все знаем, что вы были в эти дни в Екатеринбурге, участвовали в этом длительном крестном ходе. Мне бы хотелось, чтобы вы нам передали эту атмосферу, которая была в те дни в Екатеринбурге. Вы сказали в интервью нашему каналу, что вы почувствовали, что этот день – день возрождения России. Действительно, можно говорить о том, что что-то уже перешло какую-то грань, и мы можем чувствовать, что страна хочет развиваться без революций дальше?
Константин Малофеев, основатель телеканала «Царьград», Председатель Общества «Двуглавый Орёл»:
Это было потрясающее впечатление, очень духоподъемное. Нас было больше ста тысяч человек. И во время молебна, и потом присоединялись еще по дороге. И это чувство, когда на широкую-широкую, огромную екатеринбургскую улицу распространяется колонна, конца которой не видно, со всех сторон флаги, российские флаги, имперские флаги, хоругви, иконы, идут люди, молятся Господу нашему Иисусу Христу и царственным страстотерпцам, чтобы они молились о нас – это чувство непередаваемое. Когда ты проходишь по этой улице и до сих пор стоит Ленин, мы проходили мимо него — невольно в толпе были улыбки и шутки, о том, что Ильич тоже благословляет Крестный ход и чувствует свою вину. И ты проходишь по этому бывшему Свердловску, нынешнему Екатеринбургу – и ты понимаешь, что это Екатеринбург. Это город, в котором празднуются Царские дни.
Это город, подготовленный, так же как города к чемпионату мира, он был подготовлен к празднованию Царских дней. Везде висела символика, везде были плакаты с фотографиями царской семьи или с напоминанием о том, что это специальные дни. Поэтому было ощущение, что ты находишься в России, которая является наследницей Российской империи, а не наследницей Советского Союза. Потому что только те, кто чувствуют себя продолжателями Российской империи, могут так относиться к 100-летию этой казни. И, на мой взгляд, эта страница перевернута. Для меня лично она была перевернута в этом крестном ходе, и в молитвах, которые мы приносили на литии в Ганиной Яме, и до этого, во время литургии у Храма царственных мучеников, у Храма на крови. Когда причащали из ста чаш, и служило огромное количество архиереев. И это было грандиозное зрелище, грандиозное участие всех. Там были наши знакомые из движения «За жизнь», которые прошли 2700 верст, для того чтобы оказаться в этот день в Екатеринбурге. Они несли икону Царевича Алексея. Мне повезло, мне дали пол крестного хода идти с этой иконой. Ощущение было такое, что ты вернулся в Россию. Такое ощущение было, что это было всегда. Солнце вставало над нашими хоругвями. И все эти люди с молитвой устремлялись к тому, чтобы принести эту памятную молитву к Богу, царственным мученикам. Впереди шел Патриарх, с огромной скоростью, больше пяти километров в час. Патриарху 71 год. И он летел как на крыльях. У нас у всех было ощущение этого духовного дела. Архиереи впереди, священники, хоругвеносцы. Казаки по бокам, полиция. Народ православный. Веселые ребята, несущие 50-килограммовые носилки с иконами и громко молящиеся. Хоры женские, мужские, со всех сторон. Это было такое чувство России.