Франция — Россия: Вы нам признание, мы вам долги
На требование потомков французских частных инвесторов выплатить с процентами деньги по царским займам можно отреагировать двумя способами. Можно встать в босяцки-пролетарскую позу и долго оскорблять французов на тему: «Господа все и так в Париже», а деньги ушли трудовому народу, так что шиш вам с маслом. А можно взглянуть на эту проблему как на реальный шанс восстановить разрушенное правопреемство между современной РФ и Российской Империей, размышляет «Царьград».
Одним из решающих этапов разрушения этого правопреемства наряду с изменническим Брестским миром стал отказ ленинского совнаркома платить долги Российской Империи, причём не только государству, но и частным инвесторам. Прежде всего, в горделивой позе невыплаты и презрения нет ничего «патриотического».
Начиная с 1867 года французские компании и частные лица вложили в железнодорожные облигации России 15 миллиардов франков (около 53 миллиардов евро на сегодняшние деньги). Этими железными дорогами, которые в противном случае строились бы гораздо медленнее, мы пользуемся до сих пор. И не надо говорить, что «капитал — ничто по сравнению с трудом», как утверждали красные демагоги.
Напротив, именно капитал позволял царской России в период между крестьянской реформой и свержением монархии динамично развиваться и строить дороги и предприятия не с помощью рабского труда, как это делали большевики-«индустриализаторы», а путём цивилизованного найма.
Объявленный большевиками дефолт подорвал средний класс во всех странах Европы, погрузив их в экономическую нестабильность, которая стала питательной средой для появления германского нацизма, которая ослабила Францию, так что она не смогла сопротивляться Гитлеру в 1940 году, и за эту слабость дороже всего заплатила… сама же Россия в 1941-м.
Да. Нам есть что предъявить Франции за ХХ век. В 1914 году быстрый удар русской армии в Восточной Пруссии спас Париж. И этого долга французы никогда так и не вернули. Напротив, они заняли, по сути, предательскую позицию в отношении белой армии, не оказав помощи ни Деникину, ни Юденичу, сыграли решающую роль в предательской выдаче адмирала Колчака. То есть поработали на тех самых большевиков, которые объявили дефолт. Но всё-таки финансовые обязательства есть финансовые обязательства. Все наши претензии к французам имеют смысл, только если они будут использованы как основа нашей переговорной позиции, а не как средство обмена оскорблениями.
Единственный принципиальный вопрос, который разделяет Россию и Францию, — это историческое и юридическое правопреемство. У сегодняшней России нет острого недостатка в деньгах, зато есть дефицит признания нашей роли в международных отношениях, где мы рассматриваемся Западом как осколок «побеждённого в холодной войне Советского Союза».
«Мы находимся в периоде длящейся нелегитимности. С точки зрения законодательства Российской Империи, у нас есть невыясненные вопросы. Мы до сих пор, с точки зрения Российской Империи, находимся в революции. Российская Федерация — не правопреемник Российской Империи. Правопреемник Советского Союза, но не правопреемник Российской Империи юридически», — справедливо констатировал нынешнее грустное положение К. В. Малофеев.
Франция получит полное право требовать у России возврата «царских долгов», если признает Российскую Федерацию правопреемницей Российской Империи. Такое признание должно включать в себя как символический, так и имущественный (права на похищенные из России части золотого запаса, вклады и т. д.) и, что особенно важно, территориальный аспекты.
Франция обязана признать, что последними легитимными границами России были границы марта 1917 года, и всё, что последовало дальше, нуждается в дополнительном международно-правовом урегулировании. Это не значило бы, конечно, что от Франции потребуется немедленно отозвать признание, к примеру, Финляндии или отказаться от обязательств по НАТО в отношении Латвии (на такое французы не пойдут). Но это значило бы, что Франция признаёт территориальные споры между странами, возникшими на территории Российской Империи, внутренним делом тяжущихся сторон, которое не может иметь для Франции никаких международных последствий, если они не вытекают из других договоров. Это бы, к примеру, позволило Франции раз и навсегда покончить с крымскими и украинскими санкциями и нормализовать отношения с Россией, поскольку всякому здравомыслящему человеку известно, что Крым — это часть Российской Империи, всегда юридически признававшаяся за ней французским правительством.
В свою очередь, Россия будет заинтересована в урегулировании финансового спора, если за ней признают полное историческое и юридическое правопреемство с Российской Империей, и если будут уважаться вытекающие из этого наши права и интересы по всему миру — имущественные, территориальные, юридические, моральные. Тягостный груз наследования большевистской узурпации и самоотлучения от исторической России должен быть нами наконец сброшен. И признание со стороны Франции — постоянного члена Совета Безопасности ООН, влиятельнейшего наряду с Германией члена Евросоюза — могло бы послужить прекрасной основой для подобной юридической перезагрузки.
Разумеется, подобный переворот в международных отношениях невозможен в одночасье. Проблема ещё и в том, что во Франции тему долгов поднимает не правительство, с которым Россия расплатилась в 1990-е, а потомки частных держателей займов, которые, однако, составляют достаточно мощную лоббистскую группу. Выдвинув выгодный для России вариант урегулирования проблемы, мы получаем возможность превратить этих держателей в лоббистов российских интересов. Они будут поддерживать те политические силы, которые готовы будут к переговорам с Россией, они будут готовы вести информационные кампании в пользу такого политического курса Франции, который приблизит их к заветной цели.
Иными словами, Россия, претендующая на признание как правопреемника Российской Империи со всеми правами и обязательствами, могла бы получить в Европе мощное лобби, которое будет иметь в достижении нами этого статуса кровную заинтересованность. И лишь тогда, когда такое признание будет получено, мы начнём переговоры об условиях возврата, которые окажутся максимально выгодными для всех сторон. Например, о переоформлении обязательств в российские гособлигации нового типа, так, чтобы их держатели были и дальше максимально заинтересованы в поддержке российской политики и стабильности.
В притязаниях французских рантье на долги Российской Империи нужно видеть не угрозу, а выгодную политическую возможность и максимально её использовать.